Отец Виктор Шиповальников. 

Моя первая встреча с отцом Виктором Шиповальниковым произошла в 93-году минувшего века. Я в то время учился в Московском физико-техническом институте, на факультете аэродинамики и летательной техники, который располагался в г. Жуковском. Мы с моим институтским товарищем тогда только начинали воцерковляться и ездили на службы в Троицкий храм п. Удельная.

Богослужения, совершаемые отцом Виктором, производили на нас глубокое впечатление. В величественном седовласом священнике-старце, казалось, оживала эпоха Святой Руси. Образы преподобного Серафима Саровского, святого праведного Иоанна Кронштадтского становилась для нас живыми и реальными…

Служил батюшка вдохновенно, с дерзновением. Казалось, что каждую свою службу он служит, как последнюю в своей жизни, и от каждого произнесенного им слова церковной молитвы зависит вечная судьба его самого и всех тех, за кого и вместе с кем он молится в храме. Краткие, но глубокие и искренние проповеди отца Виктора проникали прямо в сердце.

У батюшки был особый дар – истового и благолепного совершения богослужения. Мне думается, что совершение богослужения отец Виктор воспринимал как главное дело своей жизни. И причина здесь была не только в том, что в нелегкие советские годы, на которые пришлось основное время его священнического служения, иные, не связанные с «отправлением культа» формы церковной деятельности находились под запретом. В богослужении для  отца Виктора заключалось главное – общение с Богом, выражение любви к Создателю, очищение грехов, возвещение Спасения и надежды Вечной Жизни.

Истово совершаемое богослужение было для отца Виктора лучшей формой проповеди и пастырского душепопечения. Господь судил мне по окончании института быть пономарем в Троицком храме в Удельной, где служил отец Виктор, а после окончания семинарии и рукоположения в священный сан – служить с отцом Виктором на одном приходе. Помню, как отец Виктор сделал строгое замечание одному клирику, который перед началом исповеди имел обыкновение говорить пространные проповеди во время литургии и очень подолгу исповедовал: «Ну вот, опять ты оставил людей без обедни».

К богослужению батюшка питал особую любовь: в совершенстве знал Богослужебный устав, сам прекрасно читал и пел, а многие церковные песнопения, даже те, которые исполняются один раз в году, помнил наизусть. Мне запомнилось, как в пятницу на шестой неделе Великого поста отец Виктор, находясь в алтаре, с нетерпением ждал, когда на клиросе запоют «Душеполезную совершивше четыредесятницу…». Услышав первые слова стихиры, отец Виктор смотрел на нас с воодушевлением: в его взгляде читалось и ощущение завершенности очередного великопостного поприща, и предчувствие радости Пасхального торжества.

В моей памяти остался рассказ отца Виктора о том, как будучи в лагере, в преддверии Пасхи, он на память диктовал верующим заключенным текст пасхальной службы.  А те записывали, чтобы пением пасхальной заутрени встретить в лагере Воскресение Христово…

Знание Устава сочеталось у отца Виктора с творческим отношением к совершению богослужения. Будучи тонким знатоком богослужебных традиций, воспринятых от выдающихся архиереев и священников ушедшей эпохи, отец Виктор, в первую очередь, следовал духу Богослужебного устава, стремился подчеркнуть красоту православного богослужения. И всегда очень переживал, если во время службы что-то получалось «некрасиво». В такие моменты нам всем не раз «доставалось» от отца Виктора: характер у него был взрывной, вспыльчивый, но отходчивый.

Главная цель богослужения для отца Виктора, я думаю, заключалась в том, чтобы приблизить души людей к Богу, и этой цели все было подчинено. Большое внимание отец Виктор уделял внешнему виду священнослужителя. Требовал, например, чтобы священники обязательно носили пояс, следил, чтобы на службу все являлись в подрясниках, подходящих по цвету к богослужебному дню, мог заставить отца протодиакона причесать волосы перед службой. Когда вскоре после рукоположения я пришел служить в Удельную, отец Виктор в первый же день по-отечески сказал мне: «Ты волосы-то теперь не подрезай, длинные носи, как я».

Настроение, с которым отец Виктор совершал службу, можно было выразить словами псалмопевца: «Возвеличите Господа со мною, и вознесем имя Его вкупе… Вкусите и видите, яко благ Господь» (Пс. 33, 4,9). Мне запомнилось, как во время Всенощного бдения, при пении хором 33-го псалма отец Виктор вдруг как-то оживился и, обратившись к нам, с чувством сказал: «Какие же в этом псалме удивительно глубокие и умилительные слова!». Я тогда подумал: «Сколько же раз за свои 60 лет священнического служения отец Виктор слышал в храме этот псалом!» Однако слова Божественной службы всегда оставались для него новыми, всегда были пищей для его ума и сердца.

Можно сказать, что для отца Виктора не было «рядовых» служб. Каждая литургия для него была волнительной встречей со Христом. И только когда литургия заканчивалась, было видно, как постепенно спадает его внутреннее напряжение и сосредоточенность, возвращается обычная веселость.

Не любил отец Виктор, когда кто-нибудь подпевал хору, находясь в алтаре. Говорил: «Хочешь петь – становись на клирос». Думаю, что такое «подпевание» действительно могло мешать другим, нарушало молитвенную сосредоточенность.

Отца Виктора отличало какое-то особенное чувство духовной меры во всем. Придя в алтарь, он мог тепло пообщаться с духовенством, обменяться новостями, и даже - с присущим ему юмором - сказать кому-то добрую шутку. Однако болтовни в алтаре во время службы очень не любил. Если кто-либо в своем желании пообщаться с ближними превышал допустимый предел, всегда делал замечание.

Даже когда отец Виктор молча сидел в алтаре во время богослужения, было видно, что он «служит», а не просто дожидается момента, когда нужно будет сказать положенный возглас или выйти на полиелей. Возможно, что мысль его в такие минуты могла отвлекаться от того, что читалось или пелось на клиросе, однако его безмолвие неизменно оставалось исполненным священного благоговения.

Порой могло показаться, что в тот или иной момент службы батюшка отвлекся и не следит внимательно за тем, что читает чтец или исполняет хор. Однако стоило допустить на клиросе какую-либо ошибку, батюшка тут же прислушивался и выглядывал из алтаря со словами: «Что вы там напутали? Здесь нужно петь то-то и то-то». Видимо, за столько лет служения он научился следить за ходом службы какой-то особой, отдельной частью своего сознания.

Батюшка не мог долго оставаться без храма. Даже находясь в отпуске, он все равно приезжал на службы. Помню, как буквально через несколько дней после перенесенной операции отец Виктор неожиданно для всех приехал служить.

Когда в связи с возрастом и недугами силы стали оставлять отца Виктора, он все равно приезжал в храм. Ведомый под руки прихожанами, с большим трудом он поднимался по церковным ступенькам, заходил в алтарь. Однако когда начиналась служба, отец Виктор постепенно преображался, голос становился сильным и твердым: в богослужении отец Виктор черпал новые силы.

Удивительно, что пережив гонения советского атеистического времени, пройдя через ужасы лагерей и ссылок, отец Виктор не утратил христианского оптимизма, не разочаровался в людях. Батюшка не раз повторял: «Разных людей я повидал за свою долгую жизнь, но одно могу сказать: хороших было гораздо больше».

Когда я учился в семинарии, Русская Церковь восставала из руин. Многие мои ровесники, молодые священники, вскоре после рукоположения направлялись служить на вновь открывающиеся приходы. Возможности продолжительное время учиться у старых опытных священников у них не было. Я благодарен Богу за то, что мне была дана такая счастливая возможность. Отец Виктор был для меня олицетворением подлинной церковной традиции, носителем живого Предания Церкви, и я, как мог, стремился перенимать его бесценный опыт.

Эпоха атеистических гонений, Слава Богу, окончилась, и служение священника в наши дни уже не ограничено храмом. Современные пастыри ведут широкую просветительскую деятельность,  выступают с лекциями, работают с молодежью. Однако возникает новая проблема: дефицит времени. Его катастрофически не хватает, и совершение богослужения в храме порой начинает восприниматься как некий довесок к многообразной пастырской деятельности. Мне думается, что в этом может заключаться одно из опасных искушений нашего времени, и потому пример почившего батюшки сегодня так важен. Для отца Виктора священник всегда был прежде всего совершителем богослужения, молитвенником, служителем Алтаря Господня. Без этого главного служения все остальное в жизни отца Виктора теряло свое значение и смысл.

Дай Бог, чтобы духовный пример таких пастырей, каким был отец Виктор, был для нас ориентиром. Да упокоит Господь душу Своего верного служителя в селениях праведных!

Вернуться к перечню публикаций